Очередное произведение о докторе Эстерхази, с добавочным бонусом перед оным (произведением, а не доктором).

Благодарю за помощь в вычитке count Yorga и ааа иии.

Мандрагоры попадаются на страницах книг Дэвидсона тут и там, от тщательно связываемой мандрагоры, которую пользуется Вергилий, чтобы отыскать попутный ветер в морском путешествии на Кипр в «Фениксе и Зеркале», до исчерпывающего эссе «Кто делал мандрагоры?» в «Неисторических приключениях». Дальше последуют некоторые примечания, относительно этого необыкновенного растения.

Поскольку феномен интуитивной прозорливости сам по себе интересовал Аврама Дэвидсона, то я включаю сюда отрывок из статьи, которую обнаружил при работе за письменным столом, когда впервые читал «Неисторические приключения» (вскоре после смерти Дэвидсона в мае 1993).

Из книги И .Н. Хлопина*, «Зороастризм: место и время его зарождения»[Zoroastrianism : Location and Time of Its Origins], «Iranica Antiqua» 27 (1992), стр. 104-105:

Неотъемлемой частью любой религиозной церемонии древних иранцев являлся напиток, приготовленный из сока растения хаомы [...]

Однако, такое растение действительно существовало и в Авесте даётся подлинное его описание, хотя и не на языке современной ботаники. Это растение существует до сих пор и его можно обнаружить в областях, которые в древности населяли иранцы или, если сказать точнее, арии и туранцы. К настоящему времени оно стало очень редким и почти исчезло, из-за чего его занесли в Красную Книгу [СССР]. Это mandragora turkomanica, обнаруженная европейской наукой [sic] накануне Второй мировой войны. Первый научный отчёт об этом был сделан О. Т. Мизгирёвой в 1942, когда гром орудий разъединил учёных всего мира и заглушил их голоса [...]

Впервые тождество mandragora turkomanica с хаомой научно доказали в 1979 году. Её мягкие листья, похожие на свекольные, образуют розетку, диаметром около 1 метра [...]

Листья переходят в подземный стебель, называемый каудекс*, а затем в искривлённый клубень до 5 кг весом, часто похожий на уродливого маленького человечка. Созревшие ягоды съедобны и на вкус не отличаются от зелёных томатов, а пахнут земляникой, дынями и облепихой. В ягодах содержится множество различных алкалоидов, включая наркотические; поэтому употребление в пищу незрелых плодов может вызвать отравление, хотя и не смертельное.

Одной из причин, почему такое растение не попало в поле зрения ботаников — это его необычные сроки произрастания — оно цветёт в ноябре или декабре, а плодоносит в апреле-мае. Это может объяснятся реликтовыми особенностями: данное растение относится ко флоре кайнозойской эры.

Недавно я натолкнулся на любопытный отрывок в книге Монкура Биддла «Рождественские заметки: некоторые книги о цветах и их создатели»[A Christmas Letter : Some Flower Books and Their Makers] (Филадельфия, 1945), стр.15-18:

Свойства, которыми человек наделил мандрагору, поистине необыкновенны. С древних времён учёные писали об этом растении, произрастающем на пшеничных полях Месопотамии в те дни, когда Иаков пас стада Лавана, своего дяди. Среди прочих её качеств считали, что мандрагора способствует зачатию. Когда Рувим принес их своей матери, Лии, то Рахиль сказала: «дай мне мандрагоров сына твоего»*. До той поры Рахиль ещё не родила ни одного ребёнка. По всему Востоку мандрагору использовали, как наркотик; иногда в качестве снотворного. В шекспировской пьесе Клеопатра восклицает: «Дай выпить мандрагоры мне»; и оправдывает это пожелание те, что: «Хочу заснуть и беспробудно спать, пока Антоний мой не возвратится»*. Из-за сходства раздвоенного корня этого растения с человеческим телом Пифагор назвал его anthromorphon; и, с помощью травников, деливших те растения на мужские и женские, сэр Томас Браун в «Pseudodoxia Epidemica»* порицает распространившееся в некоторых частях Европы обыкновение продавать эти корни несведущим людям. Он ссылается на поверье, что «кто его вытаскивает, тот жизнью рискует» и на то, что это растение вопит, когда его выдёргивают из земли.

А затем сэр Томас упоминает метод, приведённый Плинием: «...когда они вознамерились добыть корень этого растения, то встали по ветру от него и, очертив мечом вокруг него три круга, они выкопали его, взирая на запад». Подобная операция была настолько опасной, что иногда для неё использовали собаку. После того, как собака привязывали верёвкой к растению, землю у корней подкапывали. Рвущийся освободиться пёс, как утверждает Иосиф Флавий «вытащит для вас корень, который своим ужасными воплями убьёт животное».

Среди изысканных гравюр, обнаруженных в «Florilegium Renovatum et Auctum» Иоганнеса Теодора де Бри* — старшего сына знаменитого немецкого гравёра и опубликованных во Франкфурте-на-Майне в 1641, находится и гравюра «Mandragora faemina».

Прочитавшие «Кто делал мандрагоры?» могут заметить, что многие намёки и источники из краткого пояснения Биддла аналогичны приводимым у Дэвидсона спустя четыре десятилетия.

В кукольном театре — пик напряжения. Публика, в основном из детей, бедняцких — самих по себе, мещанских — в сопровождении нянь-крестьянок; селян-середнячков, выбравшихся в город продать корзинку залежалых яиц; престарелых слуг, потративших грош на Молодого Хозяина и зауряднейших чернорабочих, пропахших рыбным рынком или конюшней — публика в кукольном театре застыла на самых краешках скамей, гадая, съест ли Славного Мальца Гансли Людоед. Славный Малец Гансли тоже гадает.

— Кто спасёт мя от съедения Людоедом? — выкрикивает он (или, по крайней мере, голос из-за кулис, который считается его собственным), позволяя своим подвешенным ножкам подкоситься, а подвешенным ручкам умоляюще вздёрнуться вверх; — кто спасёт мя или нихто не спасёт мя, или хто-то спасёт мя, или хоть хто спасёт мя, и если да, то кто? — Уместный вопрос. Всё это время марионетка покрупнее — получеловек-полузверь, клацает челюстями, выставляет чудовищные клычищи и зубищи, ням-нямкает, потирает брюхо, подпрыгивает, угрожающе машет руками и издаёт знаменитое булькающее рычание, общеизвестное*, как «Людоедское хихиканье» — КТО спасёт мя? — В этом месте тринадцатилетняя няня начинает хныкать, её четырёх- пяти- и шестилетние подопечные тут же разражаются громкими рыданиями. — Спасите! КТО? — выкрикивает кукла Славного Мальца Гансли; затем на ноги вскакивает помощник конюха, как видно, не очень смышлёный, но приятели оттаскивают его назад, смутно разумея, что в действительности такого делать не следует. Отчаянный крик Славного Мальца Гансли: — Ктооо? — звенит во всех грязных ушах и нескольких чистых…

…но вот, внезапно с правой стороны появляется воистину удивительно разряженная марионетка и выкрикивает: — Я спасу тебя, Славный Малец Гансли! — Гром аплодисментов. Эта фигура носит высокую, лишённую полей, чёрную парчовую шляпу с крестом, сильно смахивающую на архаичный головной убор гиперборейского униатского горного протоиерея, шляпа эта высовывается из большой и погнутой короны; одежды на фигуре — неубедительная смесь военного и духовного облачений. — Я спасу тебя от того, чтобы Людоед набил тобою брюхо, ведь я — ДЖОННИ-ПРОВИЗОР, Истребитель Французов, Людоедов, Монголов и Турков!... вот тебе, Людоед, вот! и вот, и вот, и… — Много-много аплодисментов. Выкрики.

Повесть Аврама Дэвидсона «Доктор Эстерхази в юности» Young Doctor Eszterhazy — первое по внутренненй хронологии произведение из цикла о докторе Эстерхази. Плюс фрагмент книжного обозрения Мэри Джентл из журнала «Interzone» № 50, август 1991 г.

Огромное спасибо фантлабовцам count Yorga и ааа иии, за то, что они вычитывали все переводы Эстерхази, вылавливали описки, ляпы и домкраты, и за поддержку!

цитата

Если вы любите фэнтези, любите альтернативные миры или просто хорошо рассказанные истории, так вот вам Аврам Дэвидсон — человек, который знает намного больше вас и провалиться мне на месте, если вы оба не сумеете прекрасно провести время в Скифии-Паннонии-Трансбалкании.
— Нил Гейман

Безусловно, Аврам Дэвидсон писал эксцентричную НФ ещё до того, как появилось само название стимпанка или кто-то определил этот жанр, как сентиментальное технобарокко. Большой соблазн продолжить эту метафору и посчитать «Приключения доктора Эстерхази» (Owlswick Press, 24,50$) волком-одиночкой, но это скорее жираф-одиночка или, быть может, если перевести на язык эволюции фразу «что, и пошутить нельзя?», даже утконос-одиночка.

Отчасти «Эстерхази» — шутка — шутка в духе Кафки и Шерлока Холмса, если упомянуть лишь этих двоих — и упоминание настолько несхожих двоих ясно показывает, что забава эта относится к XIX-му веку. «Эстерхази» можно назвать сборником последовательных рассказов, с достаточно полными внутренними отсылками, чтобы охарактеризовать его, как составной роман. Действие этих рассказов происходит в Крайней-Северо-Западной Европе, особенно в Скифии-Паннонии-Трансбалкании (четвёртой по величине империи Европы; турки — пятые и поделом им); и сосредоточено на так называемых расследованиях постоянно пополняющего своё образование аристократа (семь учёных степеней, шестнадцать званий или же наоборот?), доктора Энгельберта Эстерхази.

Фактически, подобное происходит множество раз.

Думаю, вы либо такого не вытерпите, либо сочтёте лучшей книгой года; это словно икра и её не стоит (даже в ознакомительных целях) сразу же проглатывать одним неудобоваримым жирным куском. Так о чём это? О выпавшей из истории Европе XIX-го века, в которой когда-то существовали анархисты-бомбисты, ведьмы, священные рощи, паровые автомобильчики, инженеры, спиритуалисты, русалки — потомки королей-Лузиньянов...

Нет. Пускай Аврам Дэвидсон сам расскажет об этом, учитывая, что в своём послесловии он излагает, как его внезапно посетило видение

цитата

«…глаза навыкате и раздвоенная борода Игнаца-Луи, эдакого отеческого Короля-императора; многолюдные улицы Южного Конца в Белле, где торговцы снедью продают нафаршированные кишки; Каттерина, Титульная Королева Каринтии, в старомодном, чёрно-зелёном платье; городской телеграф и трамваи, и канал, и река Малый Истр, и французская Пушка, и Великий Колокол Беллы, и почти раблезианские крестьяне из Попошки-Георгиу, с их вышитыми жилетами и сапогами в навозе, авары из Авар-Истра (Паннония), со своим вечно ершистым национализмом; бескрайние легендарные топи Влохландии; табакерка и магазин перламутровых пуговиц... та самая принцесса-пастушка…»

Роскошно. Очень роскошно. Эти истории тонко высмеивают этнические меньшинства и национальные стереотипы (в этом отношении «Милорд сэр Смихт, английский волшебник» вдвойне великолепен), гендерные роли и религию; но, когда картечь разлетается вширь и поражает много целей, неблагодарно жаловаться, что такой охват может оскорбить чьи-то чувства, ведь, если бы вы сами почувствовали лишь великодушную снисходительность — вот это оскорбило бы всех.

В конце концов, Эстерхази — не машина-детектив; у него имеется если не собственная эмоциональная жизнь, то, по меньшей мере, сочувствующее другим сердце. А ещё там имеется (должно быть, учитывая дух времени), холодный ветер, сквозящий по всем этим рассказам — знание того, что сколько бы головоломок ни разгадали, что бы ни произошло с Королём Иерусалимским, блудными алхимиками или готскими инженерами, историческое забвение всё равно дышит нам в затылок и наследником практичного добросердечного макиавеллиста Игнаца-Луи станет его всё время охотящийся, охотящийся и снова охотящийся сын; а его наследником — кутила из Вустрии; и, в не столь отдалённом будущем, Скифия-Паннония-Трансбалкания перестанет существовать даже на карте. А взамен нам останется лишь XX-й век...

Примечание: повесть «Доктор Эстерхази в юности» объёмная, поэтому в колонке приводится лишь самое её начало, а текст целиком — в приложенном файле.

цитата

Очи тебе замутит, кошмар замучит, эльфы сглазят, кости сгниют:
От волчьей лапы, от орлиного пера,
От орлиного когтя — навеки тебя испорчу.
— Заклинание англов
Очи мне прояснит, ведьма благословит, эльфы поддержат, кости окрепнут:
От волчьей лапы, от орлиного пера,
От орлиного когтя, пусть мне здоровье не испортит.
— Контрзаклинание северян
из «Книги Ведьмы Троллей» (Trulldhaggibouger)

Это был год, когда в Боснии перевелись медведи.

Год, когда в Боснии перевелись медведи и королева Виктория на самом деле изрекла: «Мы не в восторге», оказался весьма решающим годом, как для истории Крайней Северо-Западной Европы, так и для Скифии-Паннонии-Трансбалкании.

Вечно беспокойный Союз Скандии и Фрорланда вновь пришёл в смятение — фрорские националисты теперь настаивали на особом Управлении Мер и Весов, а скандские (исключительно из принципа, никак не связанного с пошлинами на вяленую рыбу и козий сыр) противились этому под общеизвестным лозунгом: «Доколе это будет продолжаться?» То, что Фрорланд и Скандия составляли «Две Знаменательно Свободных Монархии, Объединённые Единым и Великодушным Монархом», было истиной, столь же общеизвестной, сколь и хлопотной. Монархом в это время был Магнус IV и III: «Стойко-лютеранский и Вечно-победоносный Король Скандов, Вендов, Готов, Лопарей, Липпов и Фроров; Благодетель Скрелингов, Ужас Исландии и Ирландии, и Покровитель Маслоделия» — повсеместно известный, как Магни — король отреагировал на это свежее и неприемлемое требование, отставив свой стаканчик глога и предложив «уладить этот вопрос раз и навсегда», разыграв Фрорланд в кости с Царём-Ханом Царьтарии, если тот в ответ поставит Финнмарк и Карелию. Такое спортивное предложение было встречено звенящей тишиной по всей протяжённости Полярного круга.

В результате, с Финской станции в Сент-Бригидсгарте, в самое необычное время вышел поезд всего из нескольких пассажирских вагонов: Объединённый Кабинет Двух Королевств провёл тайное собрание и решил отослать Ужас Исландии и Ирландии, Покровителя Маслоделия в неотложную и неофициальную поездку для поправки здоровья… Тем более, что Магнус был печально известен своими мучениями из-за бронхита, жалобами на печень и эльфийский сглаз… Для инкогнито подобрали «граф Кальмар»; избранный было самим королём «Великий герцог Готтердамурунг» был холодно, но убедительно отсоветован флигель-адъютантом, бароном Борг юк Борг.